8 причин, почему мы вступаем в брак с неправильными людьми

[Eclipness]

Вступить в брак с неправильным человеком — одна из самых лёгких и самых дорогих ошибок, которую любой из нас может совершить. Почему же многие делают неправильный выбор?

Любой, с кем мы можем пожениться, естественно, будет для нас не совсем подходящим. Совершенство невозможно. Несчастье как постоянная величина. И, тем не менее, иногда мы видим пары с таким базовым, таким разительным несоответствием; такой глубокой несовместимостью, что можем заключить, что есть что-то большее за обычными разочарованиями и напряжениями длительных отношений: некоторые люди просто не должны быть вместе.

Как случаются такие ошибки? Так легко и регулярно, что ужас. Получается, что вступить в брак с неправильным человеком — одна из самых лёгких и самых дорогих ошибок, которую любой из нас может совершить (и она кладёт огромное бремя на государство, работодателей и следующее поколение), это выходит за любые рамки, это почти на грани криминала, что проблема умного брака не является предметом внимания на национальном и личном уровне, как безопасность движения или курения. И это ещё печальнее, потому что, по правде, причины, почему люди делают неправильные выборы, легко выделяются и совершенно неудивительны в своей основе. Их можно разбить на следующие основные категории:

1. Мы не понимаем себя
Когда мы вначале ищем партнёра, то требования, которые мы выдвигаем, окрашены прекрасной неспецифичной сентиментальной неопределённостью: мы скажем, что мы действительно хотим найти кого-то, кто “добрый” или “с кем весело”, кто “привлекательный” или “склонный к приключениям”…

Не то, чтобы это плохие желания, они просто даже близко не достаточны для понимания, что мы конкретно хотим для того, чтобы у нас был шанс быть счастливыми или, точнее, не постоянно несчастными.

Все мы по-особенному сумасшедшие. Мы определённо невротичны, неуравновешенны и незрелы, но не знаем деталей, потому что никто никогда слишком не воодушевлял нас на их поиск. Таким образом, срочная, основная задача любого любовника — справиться со специфическими нюансами собственного безумия. Они должны стать соответствующими собственным неврозам. Они должны понять, откуда это пошло, что их такими сделало, и, что важнее всего, какие люди их провоцируют или успокаивают. Хорошее партнёрство — это не между двумя здоровыми людьми (таких на планете и нет особенно), оно между двумя слабоумными, которые умеют или которым повезло найти не угрожающее сознанию согласование между двумя относительными безумиями.

Сама идея, что мы, может быть, не очень сложные как люди, должна быть тревожным сигналом для любого перспективного партнёра. Вопрос только, в какой области будут лежать проблемы: возможно, у нас скрытая тенденция приходить в ярость, когда кто-то с нами не согласен, или мы можем расслабиться только если работаем, или мы какие-то непростые по поводу близости после секса, или у нас никогда не получалось хорошо объяснять, почему мы беспокоимся. Это те проблемы, которые через десятилетия создают катастрофы, про которые нам надо знать заранее, чтобы искать людей, которые оптимальны по строению для того, чтобы их выдержать. Стандартный вопрос на любом раннем свидании должен быть очень простым: “И в чём ты сумасшедшая (или сумасшедший)?”

Проблема в том, что до знания наших собственных неврозов не так уж просто добраться. Это может занять годы и потребовать ситуаций, в которых мы никогда не были. До брака мы редко вовлекаемся в такую динамику, которая правильно держит зеркало для наших расстройств. Когда менее серьёзные отношения угрожают раскрыть сложные стороны нашей природы, мы склонны обвинять партнёра — и говорим, что всё кончено. Что до наших друзей — они предсказуемо не так сильно о нас заботятся, чтобы иметь какой-то мотив исследовать настоящих нас. Они просто хотят хорошо провести вечер. Таким образом, мы приходим к тому, что мы слепы к слабым сторонам наших характеров. Сами по себе, когда мы в ярости, то мы не кричим, если некому слушать — и поэтому упускаем из виду нашу настоящую, отчаянную силу ярости. Или мы работаем всё время, не задумываясь, пока никто не зовёт нас домой на ужин, — как мы маниакально используем работу для получения чувства контроля над жизнью — и какой ад мы можем устроить любому, кто попробует нас остановить. Ночью всё, что мы чувствуем, это желание сладко обнять кого-то, но мы не имеем возможности встретиться со своей избегающей близости стороной, которая может сделать нас холодными и чуждыми, даже если мы чувствуем, что глубоко преданы кому-то. Одна из самых больших привилегий быть одному — лестная иллюзия считать себя спокойным и уживчивым.

С таким плохим уровнем понимания нашего характера нет ничего удивительного в том, что мы никак не можем знать, кого нам надо искать.

2. Мы не понимаем других людей
Эта проблема осложняется тем, что другие люди находятся на таком же низком уровне знания себя, как и мы. Какими бы благонамеренными они бы ни были, они тоже не могут понять, не говоря уже о том, чтобы сказать нам, что с ними не так.

Естественно мы бросаем пробные камни в попытке их узнать. Мы едем и посещаем их семьи, иногда места, где они учились в детстве, мы смотрим на фотографии, мы встречаемся с их друзьями. Всё это составляет чувство, что мы подготовились. Но это примерно как начинающий пилот предположил бы, что может летать, после того, как запустил в комнате бумажный самолётик.

В более мудром обществе будущие партнёры будут проводить друг друга через детальные психологические тестирования и отправляться на долгие оценки командами психологов. К 2100 это больше не будет звучать, как шутка. Тайной будет, почему человечество так долго к этому шло.

Нам надо знать внутреннее функционирование психики человека, с которым мы хотим пожениться. Нам надо знать их отношение и позицию по поводу власти, унижения, самоанализа, сексуальной близости, проекций, денег, детей, старения, верности и сотен вещей кроме этого. Это знание не может быть получено в обычном разговоре.

В отсутствии всего этого мы больше всего управляемся тем, как они выглядят. Кажется, что так много информации может быть собрано в том, какие у них глаза, нос, форма лба, распределение морщин, улыбке… Но это как думать о том, что фотография атомной станции снаружи может нам рассказать всё, что мы должны знать о расщеплении атома.

Мы “проецируем” ряд совершенств на любимых на основании очень скромных улик. В представлении целой личности из небольших, но запоминающихся деталей мы делаем с внутренним характером человека то же, что наше зрение делает с наброском лица.

Мы не видим на этой картинке кого-то без ноздрей, с восемью прядками волос и без ресниц. Мы заполняем пропущенные части, не замечая, как мы это делаем. Наш мозг обучен брать небольшие визуальные подсказки и конструировать из них целые фигуры, и мы делаем то же самое, когда дело касается характера нашего будущего супруга. Мы дорого платим за то, что, гораздо более чем предполагаем, являемся художниками, очень хорошо дорабатывающими реальность.

Уровень знаний, который нам необходимо обработать для брака выше, чем наше общество готово поддерживать, распознавать и согласовывать — поэтому наши социальные практики вокруг семьи глубоко не верны.

3. Мы не привыкли быть счастливыми
Мы верим, что ищем в любви счастья, но это не так просто. На самом деле мы ищем того, что знакомо — что может усложнить любые планы на счастье, которые мы имеем.

Мы воссоздаём во взрослых отношениях что-то из чувств, которые мы узнали в детстве. Мы были детьми, когда впервые узнали и поняли, что значит любовь. Но, к несчастью, уроки, которые мы получили, могут быть не такими простыми. Любовь, которую мы узнали как дети, может быть сплетена с другой, менее приятной динамикой: быть контролируемым, чувствовать унижение, быть брошенным, не общаться, короче страдать.

Будучи взрослыми, мы отказываем некоторым здоровым кандидатам, на которых наталкиваемся, не потому, что они неправильные, а потому что они слишком уравновешены (слишком зрелые, слишком понимающие, слишком надёжные), и эта правильность выглядит незнакомой и чуждой, даже тягостной. Вместо этого мы устремляемся к тем кандидатам, к которым тянется наше бессознательное, не потому, что они сделают нам приятно, а потому что они будут фрустрировать нас знакомым способом.

Мы вступаем в брак с неправильными людьми, потому что правильные выглядят не такими — незаслуженно; потому что мы не имеем опыта здоровья, потому что полностью быть любимыми не ассоциируется у нас с чувством удовлетворённости.

4. Быть одному так ужасно
Если оставаться одному невыносимо, то никто не может быть в правильном состоянии сознания для рационального выбора партнёра. Мы должны быть абсолютно спокойны с перспективой многолетнего одиночества, если хотим иметь шанс сформировать хорошие отношения. Или мы больше любим не быть одинокими, чем мы любим партнёра, который подошёл бы нам таким, какие мы есть.
К несчастью, общество, после определённого возраста, делает одиночество опасно неприятным. Социальная жизнь вянет, пары чувствуют угрозу в независимости одиночек, чтобы слишком часто их приглашать, человек чувствует себя уродом, идя один в кино. Секс также сложно получить. При всех новых гаджетах и предполагаемых свободах современности может быть очень сложно оказаться с кем-то в постели, и ожидание делать это регулярно после 30 связано с разочарованием.

Гораздо лучше перестроить общество по принципу университета или общежития — с общественным питанием, общими удобствами, постоянными вечеринками и сексуальным смешением… В этом случае любой, кто решит жениться, будет уверен, что делает это из соображений преимуществ парности, а не избегания негативной стороны одиночества.

Когда секс вообще был доступен только в браке, люди поняли, что это ведёт к женитьбе по неправильным причинам: чтобы получить что-то, что было искусственно ограниченно в обществе как таковом. Люди свободны делать лучший выбор о том, с кем вступать в брак сейчас, когда они не просто отчаялись в желании секса.

Но в других областях дефицит остаётся. Когда общение в компании доступно только для пар, то люди будут составлять их чтобы просто избавить себя от одиночества. Время освободить “общение-компаньонство” от оков парности, сделать его таким же доступным, каким хотели сделать секс борцы за его свободу.

5. Большой престиж инстинктов
В старинные времена брак был рациональным делом; всё было в соединении вашего куска земли с их. Это было холодно, безжалостно и не связано со счастьем главных действующих лиц. Мы всё ещё этим травматизированы.

Мы заменили брак по причине браком по инстинкту, романтическим браком. Это диктует, что единственным путём к браку должно быть чувство человека по поводу другого. Если кто-то чувствует, что “любит” — этого достаточно. Больше никаких вопросов. Чувство отпраздновало триумф. Другие только аплодируют его появлению, уважая, как можно уважать схождения божественного духа. Родители может быть и в ужасе, но и они должны предполагать, что истину знает только пара. У нас последние триста лет коллективная реакция на тысячи лет беспощадного вмешательства основанного на предрассудках, снобизме и недостатке воображения.

Прежний “брак по расчёту” был настолько педантичным и предусмотрительным, что одним из качеств брака из чувств видится, что человек не должен уж очень думать, почему он женится. Анализ решения чувствуется “не-романтичным”. Расписать таблицы за и против кажется абсурдным и холодным. Самая романтичная вещь, которую можно сделать — сделать предложение быстро и внезапно, возможно в течение одной или нескольких недель, в спешке энтузиазма — без какого-то шанса сделать ужасные “размышления”, которые гарантировали печаль людям тысячи лет до того. Безрассудство сценария является таким же знаком, что с браком всё будет в порядке в точности потому, что старый тип “безопасности” был опасностью для счастья.

6. Мы не ходим в Школы Любви
Настало время для третьего типа брака. Брака по психологии. Такой, при котором женятся не ради земли, и не только из-за “чувства”, но только когда “чувство” прошло правильную проверку под эгидой зрелой осознанности психологии себя и другого.

В настоящее время мы женимся без всякой информации. Мы почти не читаем книги на специальные темы, не проводим более чем небольшое время с детьми, не допрашиваем строго другие женатые пары или не говорим искренне с разведёнными. Мы идём в это без какого-то внутреннего понимания причин, почему брак распадается, кроме того, что предполагаем глупость или недостаток воображения участников.

В эпоху брака по расчёту рассматривались следующие критерии:
кто их родители;
сколько у них земли;
насколько они культурно близки.

В романтическую эпоху смотрели на следующие знаки, показывающие, что всё правильно:
не могут прекратить думать о возлюбленном;
испытывают сексуальную страсть;
нравятся друг другу;
могут долго общаться.

Нам нужен новый набор критериев. Мы должны узнать:
в чём они безумны;
как они смогут воспитывать вместе детей;
как они смогут вместе развиваться;
как они смогут оставаться друзьями.

7. Мы хотим заморозить счастье
Мы обречённо и отчаянно настаиваем на том, чтобы сделать приятные вещи постоянными. Мы хотим иметь машину, которая нам нравиться, мы хотим жить в стране, которая нам нравится как туристам. И мы хотим вступить в брак с человеком, с которым мы потрясающе проводим время.

Мы воображаем, что брак — гарант счастья, которым мы с кем-то наслаждаемся. Что он сделает перманентным то, что иначе мимолётно. Это поможет нам поймать в бутылку радость — ту радость, которую мы испытывали, когда идея сделать предложение впервые пришла к нам в голову: в Венеции, в лагуне, на яхте, с вечерним солнцем бросающим золотые блики по всему морю, перспективой ужина в маленьком рыбном ресторане, с любимым человеком в кашемировом свитере в наших объятьях… Мы женимся, чтобы сделать это чувство постоянным.

К сожалению, нет причинно-следственной связи между браком и этими чувствами. Чувства были из-за Венеции, времени года, отдыхом от работы, удовольствием от ужина, двумя месяцами знакомства с кем-то… ничем, что брак увеличивает или гарантирует.

Брак вообще не сохраняет моменты. Этот момент зависит от того, что вы кого-то знаете только немного, что вы не работаете, что вы остановились в прекрасном отеле возле Canal Grande, что у вас был прекрасные вечер в музее Гуггенхайма, что вы только что ели шоколадное мороженое…

Брак не имеет силы сохранить отношения на этой прекрасной стадии. Он не управляет ингредиентами нашего счастья в этой точке. На самом деле брак будет решительно двигать наши отношения в другую, совершенно отличную точку: жизнь в пригороде, долгое общение, двое маленьких детей. Единственное что будет общего — партнёр. И это может быть неправильный ингредиент в этой бутылке.

У художников-импрессионистов 19 века была скрытая философия мимолётности, указывающая нам мудрое направление. Они принимали то, что счастье преходящее, как встроенное качество существования, и могли бы помочь увеличить примирение с этим. Картина Сислея, изображающая сцену французской зимы фокусируется на привлекательных, но абсолютно неуловимых вещах. Во время заката, солнце вот-вот исчезнет за горизонтом. Свечение неба на короткое время делает ветки голые ветки менее жёсткими. Снег в тихой гармонии с серой стеной; холод кажется спокойным, даже волнующим. Через несколько минут наступит ночь.

Импрессионизм интересовал тот факт, что вещи, которые мы больше всего любим — изменчивы, они есть только короткое время, и потом исчезают. Он отмечает тот вид счастья, который скорее длится несколько минут, чем лет. Снег на картине выглядит приятно, но он растает. В этот момент небо прекрасно, но оно вот-вот потемнеет. Этот стиль в искусстве развивает навык, который распространяется за пределы самого искусства, навык принятия и уделения внимания коротким моментам удовлетворения.